Помню, мне предложили доехать из катании до сиракуз на машине. Я согласился лишь тогда, когда узнал, что в аугусте автомобильная дорога пролегает вдали от моря, а поезда идут прямо по взморью. Там пребывали боги, а может пребывают и поныне, в нескончаемые сицилийские августы.
Только ни слова о горстке ваших новоявленных храмиков все равно ты ни бельмеса в этом не смыслишь. Мы говорили о вечной сицилии, о ее природе, о благоухании розмарина на неброди, о вкусе меда из мелилли, о колыхании нив вокруг энны ветреным майским днем, о безмолвных далях под сиракузами, о душистых потоках воздуха из апельсиновых рощ, овевающих палермо, как гласит молва, на закате в начале лета. Мы говорили о дивных летних ночах в заливе кастелламмаре, когда звезды отражаются в спящем море, и если лечь навзничь в зарослях мастикового дерева, то дух теряется в небесном водовороте, а напряженное тело тревожно ждет приближения демонов.
Без малого пятьдесят лет сенатор был в нетях, однако память его на удивление ясно запечатлела отдельные тончайшие штрихи море! Сицилийское море самое яркое, сочное, романтичное из всех, что я видел. Вот уж чего вам никогда не испортить за пределами городов.
Что ты говоришь! Да лакомее этих кровавых хрящиков там еще ничего не придумали. Такие нежные, ароматные, солененькие, с привкусом водорослей ни дать ни взять женские прелести в готовом виде. Какой там к шутам тиф! Они не более опасны, чем прочие дары моря, приносящие людям как смерть, так и бессмертие. В сиракузах я ими от пуза наедался.
А до чего смачные пища богов! Лучшее воспоминание за последние пятьдесят лет! Я был смущен и очарован одновременно такой человек и вдруг непристойные сравнения, ребячливая ненасытность, да еще по поводу каких то морских ежей, эка невидаль! Беседе нашей, казалось, не будет конца. Уходя, сенатор расплатился за нас обоих.
Здесь я спасался от мира. Попал в переплет с двумя девицами, как раз из тех, кого вы тут припечатали. И поделом. Что, наставили тебе рога, корбера? А может, подхватил кой чего? Ни то и ни другое.
Сбежали. И я поведал ему о своих комичных злоключениях двухмесячной давности. Теперь, когда рана, нанесенная моему самолюбию, зарубцевалась, я с легкостью обернул это дело шуткой. Любой другой на месте этого окаянного эллиниста начал бы надо мной подтрунивать, ну, или, на худой конец, посочувствовал бы мне. Какое там, безжалостный старикан прямо взбеленился вот что бывает, корбера, когда спариваются больные да убогие.
Еще интересные статьи:
Vorn