Были и уголовники помню ростовского вора игоря благовидова, много старше большинства из нас. Борис юзвович рассказал мне накануне свою историю. В 30 е годы его отчислили из владивостокского мореходного училища как выходца из состоятельной еврейской семьи. Среди студентов активистов, поддерживавших руководство училища, был его сверстник зернышкин, учившийся на судоводительском, впоследствии капитан дальнего плавания. Выгнанный отовсюду борис ночевал в котельных, жил впроголодь, но все же стал, как хотел, судовым механиком. В годы войны судьба свела их на одном пароходе капитана зернышкина и старшего механика юзвовича. В проливе лаперуза, где то в этих водах, их судно задержал японский сторожевой корабль. Японцы подошли борт к борту, ворвались на палубу, бросились спускать с флагштока флаг ссср.
Зернышкин стоял не шевелясь, а борис с матросами кинулись на японцев и не дали им тронуть флаг. Споры в трюме не утихали. В этой ситуации опаснее всего утратить осмотрительность, бросаться в операцию сломя голову, и обе группы, сгрудившись на настиле трюмного днища, обсуждали будущие свои действия и общий замысел. Нас всех озадачил иван иванович редькин, милейший немногословный человек, к которому все успели проникнуться симпатией. Некоторым из нас он годился в отцы. Не повышая голоса, он стал убеждать уже разгоряченных, вошедших в раж надписью отказаться, пока не поздно, от безумной затеи.
Конвой усилен, посмотрите, сколько автоматов! Пройдет время, мы отсидим и вернемся, пусть не все, но кто то обязательно вернется. Атак… зачем? Но у тех, к кому он обращался почти с мольбой, и у меня тоже, уже разгоралась надежда, и не существовало слов, которые бы тогда заставили своею волей ее погасить. Я боялся, что еще пара минут, и наэлектризованная масса неминуемо разрядится именно на нем, ни в чем не виноватом и самом беззащитном.
И я старался всех перекричать человек так думает! Это его право! Поверьте мне. Он же не хочет всем нам плохого.
К этому времени наладилась установленная ворами связь с четвертым трюмом. Он был на нашей же палубе, но по другую сторону спардека, ближе к корме. Сообщения из трюма в трюм передавались во время вывода заключенных к туалетам, приваренным на палубе к левому и правому фальшборту. К ним постоянно стояли длинные очереди. Связными были также сами заключенные, которых привлекли к хозяйственным работам. Они таскали по палубе и спускали на веревках в трюмы мешки с сухими пайками. Через них мы узнали о согласии четвертого трюма выступить одновременно с нами.
Там тоже было больше тысячи человек. Верховодил в четвертом известный вор пашка бодайбо, знакомый нам по ванинской зоне. Происхождение его клички для меня осталось загадкой. Может, он родом из какого то поселка на ленских золотых приисках, но не исключено также, что отбывал срок в одном из бодайбинских лагерей на притоках витима. Рывок первой группы был назначен на полночь, когда конвоиры поднимают лючины для вывода очередной партии заключенных к туалету. Едва люк приоткрылся, в согласованное с четвертым трюмом время васька куранов и с ним восемь девять десятков людей рванули на палубу.
Еще интересные статьи:
Grikus