Раскачивающийся вагончик, головокружительный спуск, во время которого лизл не проронила ни слова, а сидела и дулась, будто обиженный шаман времен ее медвежьей цивилизации. Но когда мы заехали в каретный двор перед зоргенфрейским гаражом, заговорил я. Не потому, что я испугался или наделал в штаны. Мне жаль, что я не оправдал ваших надежд. Вы считали, что я достоин увидеть это медвежье святилище, а я оказался слишком ничтожен, чтобы понять вас. Но мне кажется, передо мной замаячило что то лучшее, и я прошу вас не лишать меня вашей дружбы.
Другая, возможно, улыбнулась бы, или взяла меня за руку, или чмокнула в щеку. Но не лизл. Но, кажется, вы кое что узнали, а если так, я дам вам больше, чем дружбу. Я дам вам любовь, дейви. Речь не о постели, хотя и постель не исключается, если будет нужно. Я говорю о любви, которая дает все и берет все, и не торгуется. Я принял ванну и к пяти часам, смертельно усталый, уже лежал в постели.
И день рождества проснулся, чувствуя себя лучше, чем когда либо за долгие годы. За столом один рамзи. Помнишь, ты как то сказал мне, что ненавидишь рождество как ни один другой день в году? Счастливого рождества, данни.
Идти далеко он не мог из за своей деревянной ноги, но несколько сотен ярдов до ближайшей пропасти мы все же одолели. Поговорил с ним о том решении, которое я, по мнению лизл, должен принять, и спросил его совета.
Вряд ли я могу помочь тебе. Или могу? Этот камень все еще при тебе… ну, тот, что нашли во рту боя? Я вытащил камень из кармана и протянул ему.
Еще интересные статьи:
Yocage