Только ведь уже вечереет. Пойдем, доченька, быстро, сейчас купим что нибудь поесть. Они уже приближались к воротам, как вдруг из переулка выбежала стайка загорелых мальчишек. С криком, хохотом они окружили их и стали забрасывать комьями земли, камнями. Джавры, джавры, джавры! Испуганная мальва плакала, прижимаясь к матери. Мария оторвала от своих волос цепкую руку маленького наглеца, наотмашь ударила по бритой голове одного, другого. Надо было закрыть лицо, чтобы хоть так замаскироваться, но разве это спасет? Что делать? Тревожные мысли прерывали такие знакомые, давно не слышанные звуки на колокольне армянской церкви тихо, вкрадчиво зазвучал колокол.
Она остановилась слушая. Повеяло далеким и нежным, как детство, воспоминанием вечерний звон на украине, степь покрывается росой, мягче становится ковыль, и подсолнечники опускают головы словно для молитвы… мальва все еще не могла прийти в себя, всхлипывала и, оглядываясь назад, лепетала сквозь слезы почему мы джавры, мама? Я не хочу, не хочу… мария не слышала лепета дочери, медленно шла на звуки модного колокольного звона, с завистью, удивлением и боязнью глядя на людей, которые не боялись идти на его призыв. Сколько их живет в кафе? Есть ли у них дети? Что едят? Как живут среди вечного унижения и оскорблений, которые она только что испытала на себе? На что надеются эти люди, во имя чего они жертвуют собой, ведь день их спасения никогда не наступит. Ведь они никогда не выйдут за ворота ор капу, потому что христиане. А все таки идут на призыв совести, за совестью, чтобы умереть такими, какие есть. И мария идет.
Но к ним никогда не дойдет. Я не хочу быть джавром, мама… не плачь, доченька, ты не джавр. Ты… мусульманка. Какая мусульманка? Узнаешь… научишься… ох, научишься, на горе моей седой головушке! Ну, какая, скажи, какая мусульманка? А за это не бьют, не забрасывают камнями? Нет, дитя мое, за это дают хлеб, чтобы человек жил.
Ты будешь расти, а я возьму грех на свою душу, чтобы вывести тебя когда нибудь из этой страшной земли. Подошли к самой церкви.
Стамбул томился в ожидании великого праздника. Наконец полсотни галер пересекли босфор под гром артиллерии. На белом персидском коне, в леопардовой шкуре, переброшенной через плечо, в белоснежной чалме в золотые ворота вступал султан победитель, за ним двадцать вельмож в серебряных латах.
За золотым рогом, на холмах касим паши, откуда видно, словно на ладони, весь стамбул, расставили столы. Амурат велел угощать всех от великого визиря до простого кафеджи. А сам раз за разом поднимал бычий рог с вином, и каждый тост султана сопровождался орудийными залпами с анатолийского и румелийского берегов.
Еще интересные статьи:
Cegelv