Он открыл рот и захлебнулся воздухом. Как он мог сказать ей, что он просто струсил? Что наверняка знал, что не сможет оправдаться на суде. Что он и не хотел оправдываться. Что его пугал призрак тюрьмы, потеря чести, гордости, положения в свете. Что он предпочел унизительной процедуре публичного суда бегство. Что он сделал непоправимую ошибку и слишком поздно понял это. Дэл, родная, прости, ради бога. Я не мог иначе.
Я хотел тебя вызвать в мексику. Тебя и маргарэт. Там было хорошо. Очень хорошо. Но потом я узнал, что… что подозрение с меня снято. И теперь все в порядке.
Ничего не будет, понимаешь? Все в порядке, дэл. Клянусь тебе. Он старался лгать спокойно, чтобы она поверила.
Он старался сам поверить своей лжи. Ты больше никуда не уедешь? Нет, сказал он. Атол вздохнула.
Он нашел в комоде несколько свечей и зажег их. Он наклонился к полузакрытым глазам атол и начал рассказывать о нью йорке, в который они скоро поедут, и о белых хлопьях снега, и о море, и о кораблях. Он говорил как в бреду только бы оттолкнуть словами тишину, заглушить хрип дыханья, загнать поглубже свой страх, свою трусость. Потом он увидел, что атол не слушает его и не узнает.
Еще интересные статьи:
Vudobar