Перевела дыхание и произнесла вслух я свободна! И мальва моя тоже. О господи… и только сейчас заметила, что ее больше не удивляет странное имя дочери. Так нарекла она свою дочь давно, еще в начале неволи. Ребенок был больной и бледный, казалось, не выдержит тяжелой дороги из карасубазара до кафы.
Несла дитя на руках и подставляла спину нагайкам, заслоняя свою крошку. А под ногами то тут, то там встречались, видно занесенные ветром на чужбину, мальвы, те самые, что красовались вместе с подсолнухами, такие же высокие, возле белостенных украинских хат. Там красовались. А тут терялись среди колючего курая, низкие, хилые, но все таки живые. И марии казалось тогда если она назовет свою дочь мальвой, то она тоже выживет, как эти цветы на чужой земле.
Город остался позади. Его опоясывали вокруг зубчатые стены, массивные башни поднимались и давили, сжимали громады домов, мечети, армянские церкви и караимские кенасы. Город шумел и гудел, стонал. И еще на одно обратила внимание мария все это было для нее давно привычным, словно никогда и не было другой жизни.
Остановись, женщина, сказал он тихо и властно. Мария ужаснулась. Она догадалась, что это за человек с четками в руках и с серебряной серьгой в ухе. Испугалась не дервиша, а мысли, которая когда то в очень тяжелые минуты жизни сверлила мозг и не давала спать по ночам, настойчиво принуждая покориться.
Шагнула в сторону, закрывая подолом мальву, но дервиш замахал руками и закричал я агу! Это непонятное слово было похоже на зловещее заклинание, и мария остановилась. Я вижу твое горе, женщина, и молюсь, чтобы аллах пусть будет благословенно имя его ниспослал тебе добрую судьбу, сказал дервиш. Мне твой аллах не пошлет доброй судьбы, тихо ответила мария. Если бог закроет одну дверь, то откроет тысячу, только надо приходить к нему с верой и покорностью. Пергамент, на котором описана наша родословная шередже, самый длинный среди шередже других орденов, но он короче, чем дорога к невольничьему рынку. Пойдем по нему, женщина.
Еще интересные статьи:
Cordagrinn