Первые три четыре ряда, по обыкновению, занимали лагерные начальники, их семьи, а за ними заключенные. Вдоль стен стояли надзиратели, переводя взгляд со сцены на всех нас и с нас на сцену. Уже смолкли приветственные хлопки, а козин продолжал на виду у всех стоять молча. Представляю, как он, вернувшись в свой лагерь с концерта, выпьет кружку чая и съест пайку хлеба, счастливый, если попадется горбушка.
И тут происходит невероятное. Козин делает шаг вперед, почти к краю сцены, и говорит четко, с паузами между словами я приехал петь для заключенных. Поэтому прошу лагерное начальство оставить нас одних. Зал цепенеет, не зная, как к этому отнестись.
Спасибо, говорит им вдогонку козин. Заключенные пересаживаются, занимают освободившиеся места. Козин поет русские и цыганские песни, старинные романсы.
Я помню, как один из спорщиков просил ответить на такой вопрос. Сегодня, говорил он, те, кто не верит ни в одного бога, не исповедуют никакой религии, согнали в лагеря всех нас, сотни тысяч верующих и неверующих, людей разных национальностей и возрастов. Миллионы верующих убивают. Так богу угодно? Большинство из нас никогда не вернется отсюда, не увидит воли и это богу угодно? Тут поднялся вор витька живов ну, объясните мне, отцы! У меня мать почти святая, я так считаю. Она выкормила и вырастила нескольких детей, ничего, кроме хорошего, в жизни не сделала, ничему плохому нас не учила.
Не обо мне разговор, я с детства где то в другой стороне. Но мой старший брат прекрасно учился погиб на финской войне, а на войну его послали люди, не верившие ни в бога, ни в черта. И с ним погибло еще полмиллиона человек. А моя мать и обе сестренки умерли в ленинграде во время блокады… скажите мне это угодно было богу? Священники говорили о первомучениках, живших в страшные времена духовной жизнью, о бессмысленной жестокости людей, о смирении и любви, единственной, способной спасти человеческую душу. Витьку живова их утешения не убедили.
Он обвел всех тяжелым взглядом если все это богу угодно, то мне такой бог не угоден! И все таки страдальцы за веру самою своей безропотностью и подвижничеством по мере сил умягчали нравы. И когда в бараке разгорался спор, наполняя все вокруг злобной руганью, а какой нибудь священник, как ни в чем не бывало, подбрасывал в печку поленья или протягивал больному размоченный в воде кусочек хлеба от своего пайка, эти простые дела у всех на виду разряжали накаленную атмосферу, отводили грозовые разряды. Многие из них, попадая в бараки к уголовникам, чаще всего старались приспособиться к новым обстоятельствам.
Еще интересные статьи:
Umrgas